В делах Тайного приказа – страницы истории
Из Сыскного первое документально подтвержденное дело о покушении на российского монарха, хотя, кажется, и притянутое за уши. Это дело некоего московского мехцанина Сумарокова, который с чердака стрелял по голубям на куполе Чудова монастыря, а одна пуля случайно долетела до стены кремлевских покоев царя Алексея.
В те времена, когда даже описка в титуле российского царя могла повлечь для писца судебное преследование, легкомысленный москвич Сумароков, совершавший по нашим современным меркам обычное хулиганство (за хранение огнестрельного оружия тогда еще не преследовали), был записан в русской истории первым «покушавшимся» на главу государства, чье дело разбирал Тайный приказ. Это не единственный пример такого дела из наследия Тайного приказа, по нашим сегодняшним меркам раздутого из явно неполитического пустяка или казуса.
Здесь и дела каких-то «ворожей», собиравшихся навести порчу на Алексея Михайловича, и дело стрельца То- милы Белого, притащенного в подвал Тайного приказа за нелепую фразу о том, что он ездит на лошади лучше самого царя. По тем временам такую «хулу на царское имя» и собственно покушения на убийство царя или на бунт особенно не разделяли, это характерно для архаичного и чернового тайного сыска разных государств мира.
В пользу некоторой специализации приказа в деле тайного сыска говорит и факт постоянного присутствия его руководителя, «дьяка тайных дел», при приеме в Москве новых иноземных послов, здесь даже просматривается отдаленный прообраз контрразведывательных функций. Когда в 1660 году у главного российского дипломата тех лет Афанасия Орди- на-Нащокина сбежал за границу сын, его при посольствах заграницу на всякий случай стали сопровождать дьяки Тайного приказа, — так, на мирных переговорах в Копенгагене при Ордине-Нащокине состоял сотрудник этого приказа подьячий Казанец.
После этого уже во всякую русскую делегацию дипломатов за границу стали включать представителя Тайного приказа, по-видимому, и для разведывательных целей, и для надзора за самими русскими дипломатами. Это очень похоже на прикрепленных в обязательном порядке к каждой делегации за рубеж советских граждан «людей из органов» три века спустя. А один из первых политических русских эмигрантов-невозвращенцев Григорий Котошихин, из чьих уст Европа впервые услышала тогда о Тайном приказе в Москве и о практике прикрепления его людей к посольствам, добавлял еще и такую красочную и вполне даже нам сейчас понятную особенность: даже стоявшие формально рангом выше «чистые дипломаты» из глав таких посольств часто лебезили перед представителем Тайного приказа и старались ему угодить.
Котошихин добавлял также, что и в самой России полновластные в своих владениях воеводы часто так же «прогибались» перед приехавшими к ним подьячими не самых высоких чинов из Тайного приказа.
Для нас в России и сейчас все это очень узнаваемо и понятно, мало что изменилось и со времен беглеца Котошихина, и с гоголевской эпохи городничего с Хлестаковым. В целом же все эти примеры позволяют считать алексеевский Тайный приказ вторым в российской истории черновым проектом создания органа госбезопасности. Хотя и был он почти столь же экзотичен, как ивановская опричнина, а загруженность его иными государственно важными делами заметно размыла для нас, людей XXI столетия, его направленность именно в деле политического сыска.
Оставьте комментарий!
Вы должны быть авторизированы чтобы оставлять комментарии.